Называя так эту главу, я, скорее, стараюсь сохранить некую последовательность изложения; на тот же момент я не представлял, перед какими вратами нахожусь – я зашел далеко и слишком поздно спохватился. Нужно было определиться, где я, чтобы поставить перед собой следующую задачу.
Я целый день потратил на то, чтобы прочесть всё о вторых и третьих вратах сновидения. В этот раз я старался быть внимательным к каждому слову и не зря: в одном абзаце я обнаружил одновременно и причину невнимательности, и ответ на когда-то возникший у меня вопрос. Сравнивая различные практики, я однажды подумал: если маги древней Мексики с помощью видения открыли техники перепросмотра, тенсёгрити, неделания, знали ли они о йогических техниках? А конкретно – была ли им известна кхечари-мудра? И вот, я нахожу, что «…для обеспечения живости и точности работы внимания сновидения нам следует черпать его из области, которая находится у нас во рту непосредственно за нёбом. В этом месте у всех людей располагается огромный резервуар внимания». И что рекомендуется «научиться прижимать в сновидении кончик языка к нёбу». Оказывается, мексиканские маги не просто знали о кхечари-мудре, но и активно использовали ее в практике сновидения! Почему же я узнал об этом только сейчас, хотя читал эту книгу минимум 4 раза? Да потому что в то время я даже не слышал о кхечари-мудре – где ж мне было обратить внимание на описание всех этих манипуляций языка с нёбом? Получается, что мы замечаем только уже известное нам, и наше чтение – всего лишь поиск совпадений с уже хранящейся в нашей памяти информацией, а не узнавание нового. Воистину, читаем книгу – видим фигу! Выяснив, таким образом, причину невнимательности, я стал читать, буквально препарируя каждую фразу.
Кроме перечитывания Кастанеды, я вспомнил всё, что делал, чтобы попасть в сновидение. Опыт показывал, что если я ложился спать днем, то, стоило лечь на спину и закрыть глаза, как почти сразу я начинал сновидеть наяву – то есть видел сон, продолжая наблюдать происходящее в комнате. Лежать на спине было важно: в положении лежа на боку или животе я крепко засыпал. В таком состоянии я находился час или два, хотя бывало, что мог провести так несколько часов. Чувствовал я себя после этого настолько отдохнувшим, словно хорошо поспал. Вообще, днем я ложился спать очень редко, но, обнаружив, что у меня это лучшее время, чтобы сновидеть, ввел ежедневный «тихий час».
Для ночного сновидения дневная методика не подходила. Лежать на спине в это время было категорически противопоказано, иначе я терял сон. Если же я был настолько уставшим, что все же мог заснуть лежа на спине, мне обязательно снились кошмары. На боку или животе я легко засыпал и, хоть потом и мог вынырнуть в сновидение, способом войти в него эти положения я не рассматривал. Положение тела тут вообще роли не играло, ключом оказался звук. Я обнаружил, что звук удерживал мое внимание в комнате, не мешая в то же время видеть сон; звук был меткой, крючком: я словно бы зацеплялся за него, чтобы не провалиться в обычный сон. Конечно же, я применил это открытие на практике – я включал телевизор на канале, где шел какой-нибудь англоязычный фильм, регулировал громкость так, чтобы слышалось просто бубнение, ложился и «отпускал» себя. Язык имел значение: к русскому я почему-то начинал прислушиваться, чтобы понять смысл сказанного – это осмысливание превращало звук в речь и прогоняло сон.
Иногда по вечерам подруга читала мне вслух. Чтение вслух было самым надежным способом оказаться в сновидении, практически стопроцентным, но тут был один нюанс, к которому я не знал, как приспособиться: подруга замолкала всякий раз, когда ей казалось, что я сплю. Удержаться в сновидении в этом случае я не мог: потеряв крючок, за который я цеплялся, маяк реальности, я выходил из сновидения. Испытывая досаду, я просил продолжить чтение; я уверял, что не сплю и внимательно слушаю ее, что было чистой правдой. Она не верила мне, но по моей просьбе начинала читать, чтобы опять замолчать, когда я «усну». Читала она, естественно, по-русски, но в этом случает язык, почему-то, значения не имел.
Если не было возможности включить телевизор или читать вслух, я «цеплялся» за тиканье часов.
* * *
Вторые врата сновидения достигались тогда, когда сновидящий просыпался «из одного сна в другом сне» или «когда сновидящий научился изменять сновидение, не просыпаясь в обычном мире». У меня несколько раз было такое, что я просыпался в другом сне, в тот период, когда я намеревался увидеть руки. Но я отмахивался от этих снов, как от случайных и несвоевременных. Чтобы не наступать на те же грабли, я решил не фиксироваться жестко на цели следующих врат, а просто иметь их в виду и быть внимательным к любым сновидениям.
Уже через 2 дня мне снится такой сон. Мы сидим на диване с моим родственником, и я убеждаю его испытать совместное сновидение. Комната, в которой мы находимся, достаточно пуста и обшарпанна: старый диван, тумбочка, еще пара каких-то небольших предметов мебели, типа стульев, деревянные полы. Я говорю родственнику, что помогу ему, и он соглашается попробовать. Мы ложимся на диван, засыпаем и сразу же оказываемся в сновидении. Теперь мы находимся в другой комнате, более светлой – здесь мягкая постель, рядом тумбочка с телефоном, телевизор в углу, на полу ковер. Я сижу на краю кровати, родственник лежит на ней, закинув руки за голову. Я спрашиваю: «Ты знаешь, что ты в сновидении?» Он говорит, что нет. Тогда говорю: «Вспомни, какая цепочка на моем мобильнике». Я хочу, чтобы он сначала вспомнил, как выглядит цепочка, а потом собираюсь показать ему ее – совпадение его представления о вещи с видом реальной вещи должно помочь ему понять, что это не обычный сон. К тому же такая уловка заставляет сфокусировать внимание на объектах сна. Родственник хитер: он отыскивает глазами мой мобильный телефон и, указывая на цепочку, прикрепленную к нему, говорит: «Вот она». Тогда я предлагаю вспомнить цепочку с моих ключей, предварительно убедившись, что они находятся у меня в кармане. Сам я делаю то же самое – закрыв глаза, вспоминаю не просто форму колец цепочки, а буквально вижу облупившийся никель на них. Пораженный такой ясностью видения, я начинаю сомневаться: «Что, это действительно сновидение?» Чтобы проверить, прибегаю к привычному способу: делаю попытку открыть глаза, не ради того, чтобы открыть их, а лишь для того, чтобы почувствовать веки. То, что происходит дальше, жестоко разочаровывает меня – веки начинают подрагивать, готовые подняться. Я переживаю целую серию кратковременных, сменяющих друг друга, эмоций от досады до бешенства. Поняв, что не сплю, и расстроенный, я, как обычно, собрался было уснуть, но волна ярости заставила меня открыть глаза. То, что я увидел, сначала потрясло меня, а потом взбесило еще больше: я находился в полупустой комнате с деревянным полом, старым скрипучим диваном и обшарпанной тумбочкой! Я проснулся в том сне, из которого отправился в сновидение со своим родственником! И всё, что я сделал, чтобы оказаться в нем – просто открыл глаза! Твою мать… Только сейчас до меня дошло, что я ни разу даже не попытался открыть глаза, когда веки были готовы подняться! Даже не попытался проверить свое убеждение, что дрожание век – это свидетельство того, что я не сплю! Наша уверенность в нашем описании просто непоколебима, а с ней – и наша тупость! Если бы я был бдителен и в первых опытах попробовал открыть глаза, когда веки поддавались, я бы не потерял столько лет, пытаясь увидеть руки.
Какое-то время я не знал, как выбраться из сновидения с обшарпанной комнатой, ведь для этого нужно было проснуться еще раз, но потом просто крепко уснул.
Продолжение следует…